Звонил Верховный...
Сталин, перечитав на еще влажном оттиске передовую «Новые знаки различия», вычеркнул абзац, в котором утверждалось, что это не возвращение к прошлому. Отметьте, предложил он, что погоны придумали не мы, что они всегда были в русской армии, а ее славой нам следует дорожить.
Среди множества постов, которые с началом войны принял на себя И. Сталин, был и пост наркома обороны. Таким образом он олицетворял собой для «Красной звезды» учредителя, и прямая связь редакции с ним казалась естественной. У всех ответственных редакторов газеты военного времени - корпусного комиссара В. Богаткина, дивизионного комиссара Д. Ортенберга (Вадимова), генерал-майоров Н. Таленского и И. Фомиченко (двое последних были докторами наук, профессорами) - на рабочем столе находился кремлевский телефон с выходом на Верховного. Надо сказать, что из «Красной звезды» Сталину никогда не звонили, предпочитая письменную форму общения. Он же телефоном периодически пользовался, и это всегда порождало известное волнение.
Среди множества постов, которые с началом войны принял на себя И. Сталин, был и пост наркома обороны. Таким образом он олицетворял собой для «Красной звезды» учредителя, и прямая связь редакции с ним казалась естественной. У всех ответственных редакторов газеты военного времени - корпусного комиссара В. Богаткина, дивизионного комиссара Д. Ортенберга (Вадимова), генерал-майоров Н. Таленского и И. Фомиченко (двое последних были докторами наук, профессорами) - на рабочем столе находился кремлевский телефон с выходом на Верховного. Надо сказать, что из «Красной звезды» Сталину никогда не звонили, предпочитая письменную форму общения. Он же телефоном периодически пользовался, и это всегда порождало известное волнение.
Сталин, перечитав на еще влажном оттиске передовую «Новые знаки различия», вычеркнул абзац, в котором утверждалось, что это не возвращение к прошлому. Отметьте, предложил он, что погоны придумали не мы, что они всегда были в русской армии, а ее славой нам следует дорожить.
Среди множества постов, которые с началом войны принял на себя И. Сталин, был и пост наркома обороны. Таким образом он олицетворял собой для «Красной звезды» учредителя, и прямая связь редакции с ним казалась естественной. У всех ответственных редакторов газеты военного времени - корпусного комиссара В. Богаткина, дивизионного комиссара Д. Ортенберга (Вадимова), генерал-майоров Н. Таленского и И. Фомиченко (двое последних были докторами наук, профессорами) - на рабочем столе находился кремлевский телефон с выходом на Верховного. Надо сказать, что из «Красной звезды» Сталину никогда не звонили, предпочитая письменную форму общения. Он же телефоном периодически пользовался, и это всегда порождало известное волнение.
Первый звонок был по случайному поводу. В первые дни войны Федор Панферов, автор «Брусков» и политработник запаса, получил назначение во фронтовую газету. Но прибыть туда в указанный предписанием срок не смог и направил Сталину покаянное письмо с изложением уважительных, на его взгляд, причин. Сталин переслал письмо в парткомиссию с резолюцией «Разобраться». Разбирательств Федор Иванович дожидаться не стал и выпросил в «Красной звезде» командировку на фронт. После его первой публикации - очерка «Убийство Екатерины Пшенцовой» - и «ожил» самый молчаливый в редакции телефон. Глуховатым, знакомым всем и каждому голосом было сказано: «Панферова печатайте».
В конце июля сорок первого бригада краснозвездовцев, в состав которой влился и полковой комиссар М. Шолохов, отправилась в 19-ю армию Западного фронта, которой командовал генерал-лейтенант И. Конев. Под Смоленском армия сражалась достойно, и в газете косяком пошли бодрые заголовки: «Успешные бои частей командира Конева», «Части командира Конева продолжают развивать успех», «Славные коневцы разгромили вражескую дивизию»... Когда в полосе стоял очередной очерк как раз самого Шолохова, зазвонила «кремлевка». «Хватит писать о Коневе!» - прозвучало спокойно, но отрезвляюще.
Д. Ортенберг к тому времени уяснил: Верховный произносит одну, редко две фразы, и какие-либо уточнения неуместны. Тем не менее, когда 20 октября Сталин неожиданно распорядился напечатать в очередном номере портрет Г. Жукова, успел чисто машинально уточнить: а на какой странице? «На второй», - последовал ответ, и связь оборвалась. Зачем 21 октября 1941 г. «Красная звезда» печатала портрет Георгия Константиновича, видимо, навсегда останется загадкой. То ли Верховный Главнокомандующий хотел этим показать, что конфликт, из-за которого Жукова освободили от должности начальника Генштаба, исчерпан, то ли ему публикацией снимка хотелось показать армии и народу, что оборона столицы вверена человеку с характером, то ли – это тоже исключать нельзя – напомнить Жукову о персональной ответственности за судьбу Москвы. Пройдет совсем немного времени, считанные недели, и портрет Жукова в числе других военачальников, отличившихся в ходе декабрьского контрнаступления, «Красная звезда» разместит уже на первой странице под титулом. Но до этого предстояло дожить...
Доклад И.В. Сталина на торжественном собрании 7 ноября 1941 года занял в праздничном номере «Красной звезды» три полосы. Вычитывая его с утроенной бдительностью, краснозвездовцы из дежурной смены не могли не заметить: председатель Государственного Комитета Обороны использовал один из трофейных документов, опубликованных чуть ранее «Красной звездой». Это была «Памятка германского солдата», найденная у убитого лейтенанта Густава Цигеля из Франкфурта-на-Майне. Наставление звучало чудовищно: «У тебя нет сердца и нервов, но тебе они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик – убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки».
Было лестно, что в доклад лег факт, приведенный военной газетой. Но никто в день выхода номера не предполагал, сколь суровое испытание ждет редакцию.
Зарубежные корреспонденты, аккредитованные в Москве, усомнились, что «Памятка германского солдата» существует в действительности, и потребовали предъявить оригинал. Начальник Главного политуправления, он же руководитель Совинформбюро А. Щербаков поинтересовался, есть ли он в редакции. Подлинника памятки в редакции не было: корреспондент газеты передал ее текст из политотдела 4-й армии Волховского фронта по телеграфу. Как на беду в 7-м отделении политотдела, руководствуясь инструкциями, «Памятку» тут же сожгли. По просьбе «Красной звезды», честь которой была поставлена на карту, документ начали искать не только на Волховском, но и на Ленинградском фронте. К счастью, на третьи сутки нашли. Причем в нескольких экземплярах. Нетрудно предположить, чем все могло кончиться при ином итоге поисков.
Д. Ортенберг в первые месяцы войны дважды обращался к Сталину с письменными запросами. Стоит ли в это время, спрашивал, заниматься соревнованием, разного рода починами, характерными для мирных дней. Политорганы на этом настаивали. «Не стоит», - таким был ответ. Интересовал ответственного редактора и более важный вопрос: какого уровня командиров вправе критиковать военная газета без ущерба для их авторитета в войсках. Сталин объяснил, что товарищеская, нерезкая критика командирам среднего звена не повредит.
Был тревожный, печальный для редакции эпизод, с которым Сталин поручил разобраться Щербакову. В одном из номеров «Красная звезда» зимой сорок второго не без гордости, хотя и весьма в туманной, завуалированной форме рассказала читателям, каким образом при отступлении удалось сохранить артиллерию большой и особой мощности. В том были прямые заслуги начальника Главного артуправления генерал-полковника артиллерии Н. Яковлева и генерала армии Г. Жукова, принимавшего решения еще в бытность начальником Генштаба.
Сталин посчитал, что об этом писать не следовало.
- Кто разрешил печатать материал? - уточнял от его имени Щербаков. - Товарищ Сталин распорядился снять редактора и направить в войска с понижением в должности и звании.
Дивизионный комиссар Ортенберг, волнуясь, объяснил начальнику Главпура, что статья подготовлена в редакции, но автор обращался за консультацией к А. Василевскому и все его замечания учел.
Через полчаса Щербаков вновь позвонил в редакцию и сообщил, что Верховный Главнокомандующий вердикт изменил: «Редактор не виноват. Пусть работает». А спустя годы и годы маршал Василевский вспоминал о том случае уже с улыбкой: «Да, разговор тогда был крутым. Вовек не забудешь».
Печатая 22 марта 1942 г. статью Саввы Дангулова (автора послевоенных романов «Дипломаты», «Кузнецкий мост», «Государева почта» и др.) под заголовком «На американских истребителях «Аэрокобра», в редакции не предполагали, что ее ждут неприятности. Дангулов рассказывал, как наши инженеры и техники, не дожидаясь зарубежных инструкторов, самостоятельно собрали новые для них истребители. Когда инструкторы наконец прибыли, «Аэрокобры» были уже в небе. Утром Сталин потребовал объяснений: «Кто разрешил печатать материал?» «Никто», - таким был ответ. «Больше без разрешения об этом не пишите», - жестко распорядился Верховный. Позже ясность внес А. Микоян. Оказывается, публикация в «Красной звезде» показалась союзникам обидной и они заявили официальный протест. Самолеты направлялись в СССР вместе с инструкторами. Это, дескать, советская сторона проволокитила с оформлением виз.
Конечно, обо всем, с чем краснозвездовцы сталкивались в войсках, открыто писать было нельзя. Бывали случаи, когда об увиденном Верховному приходилось докладывать рапортом.
Капитан Е. Гехман, прошедший с краснозвездовским удостоверением войну от звонка до звонка, в сорок третьем на Калининском фронте столкнулся с отвратительным продовольственным снабжением войск. Некоторые полки просто голодали. Капитан по поручению ответственного редактора подготовил рапорт на имя И. Сталина. На следующее утро А. Щербаков, А. Хрулев и Е. Щаденко уже проверяли выводы корреспондента на месте. Все подтвердилось. Проблему на двухдневном заседании обсуждал Государственный Комитет Обороны. В постановлении ГКО № 3425 от 24 мая 1943 года и в приказе наркома обороны № 374 предусматривались масштабные и кардинальные меры по улучшению ситуации со снабжением войск. На всех фронтах. «Только корреспондент сказал правду», - заключил Сталин на этом заседании ГКО. А в его приказе были слова, которые многим фронтовикам памятны до сих пор: «Наши командиры, по-видимому, забыли лучшие традиции русской армии, когда такие полководцы, как Суворов и Кутузов, у которых учились полководцы всей Европы и у которых должны учиться командиры Красной Армии, сами проявляли отеческую заботу о быте и питании солдат и строго того же требовали от своих подчиненных».
Не будь рапорта краснозвездовца Верховному, этого приказа, наверное, тоже могло бы не быть.
В дни войны в составе редакции «Красной звезды» работали до этого опальные, отстраненные от литературы писатели Андрей Платонов и Александр Авдеенко. Первый носил погоны капитана, второй - старшего лейтенанта. Некоторые публикации Платонова в «Звездочке», удивительные по стилю и языку, вызвали неудовольствие известных с довоенных времен критиков. Сталин на это не отреагировал. Публикацию первого очерка Авдеенко «Искупление кровью» он разрешил лично: «Авдеенко искупил вину». В некоторых публикациях утверждается, что Авдеенко якобы воевал в составе штрафного батальона, что его первый материал «Красная звезда» направляла Сталину для предварительного ознакомления. И то и другое - заблуждения. Авдеенко был командиром обычного минометного взвода, имел награды. Никогда в течение войны ни один материал до его публикации «Красная звезда» Верховному не направляла.
Однажды он сам захотел увидеть будущий номер центральной военной газеты до выхода в свет. Это был номер на 7 января 1943 года. «Красная звезда», как и другие печатные издания, размещала в нем официальный материал с описанием новых знаков различия и с рисунками погон. Сталин, перечитав на еще влажном оттиске передовую «Новые знаки различия», вычеркнул абзац, в котором утверждалось, что это не возвращение к прошлому. Отметьте, предложил он, что погоны придумали не мы, что они всегда были в русской армии, а ее славой нам следует дорожить. И даже продиктовал одно из предложений: «Введение погон еще раз подтверждает славную преемственность воинских традиций, которая так ценна для армии, любящей свое отечество, дорожащей родной историей». Узнав, что в отличие от «Красной звезды» «Правда» и «Известия» разместили материал о погонах на внутренних полосах, Сталин потребовал переверстать все по образцу газеты военной. И добавил, прощаясь: «Завтра будет много разговоров».
Разговоры, действительно были, и газеты об этом писали.
Можно упомянуть о случаях, когда от имени Сталина передавалась его благодарность за удачные, злободневные публикации. Как-то Верховный, полагая, что газеты неоправданно мало пишут об артиллеристах, распорядился перепечатать в «Правде» шесть очерков краснозвездовца А. Полякова.
Любому, думается, понятно: для внимательного чтения «Красной звезды» времени у Сталина не было. Но редакция военной газеты, как, впрочем, и любых других, об этом Читателе помнила постоянно. Такое было время.
Среди множества постов, которые с началом войны принял на себя И. Сталин, был и пост наркома обороны. Таким образом он олицетворял собой для «Красной звезды» учредителя, и прямая связь редакции с ним казалась естественной. У всех ответственных редакторов газеты военного времени - корпусного комиссара В. Богаткина, дивизионного комиссара Д. Ортенберга (Вадимова), генерал-майоров Н. Таленского и И. Фомиченко (двое последних были докторами наук, профессорами) - на рабочем столе находился кремлевский телефон с выходом на Верховного. Надо сказать, что из «Красной звезды» Сталину никогда не звонили, предпочитая письменную форму общения. Он же телефоном периодически пользовался, и это всегда порождало известное волнение.
Первый звонок был по случайному поводу. В первые дни войны Федор Панферов, автор «Брусков» и политработник запаса, получил назначение во фронтовую газету. Но прибыть туда в указанный предписанием срок не смог и направил Сталину покаянное письмо с изложением уважительных, на его взгляд, причин. Сталин переслал письмо в парткомиссию с резолюцией «Разобраться». Разбирательств Федор Иванович дожидаться не стал и выпросил в «Красной звезде» командировку на фронт. После его первой публикации - очерка «Убийство Екатерины Пшенцовой» - и «ожил» самый молчаливый в редакции телефон. Глуховатым, знакомым всем и каждому голосом было сказано: «Панферова печатайте».
В конце июля сорок первого бригада краснозвездовцев, в состав которой влился и полковой комиссар М. Шолохов, отправилась в 19-ю армию Западного фронта, которой командовал генерал-лейтенант И. Конев. Под Смоленском армия сражалась достойно, и в газете косяком пошли бодрые заголовки: «Успешные бои частей командира Конева», «Части командира Конева продолжают развивать успех», «Славные коневцы разгромили вражескую дивизию»... Когда в полосе стоял очередной очерк как раз самого Шолохова, зазвонила «кремлевка». «Хватит писать о Коневе!» - прозвучало спокойно, но отрезвляюще.
Д. Ортенберг к тому времени уяснил: Верховный произносит одну, редко две фразы, и какие-либо уточнения неуместны. Тем не менее, когда 20 октября Сталин неожиданно распорядился напечатать в очередном номере портрет Г. Жукова, успел чисто машинально уточнить: а на какой странице? «На второй», - последовал ответ, и связь оборвалась. Зачем 21 октября 1941 г. «Красная звезда» печатала портрет Георгия Константиновича, видимо, навсегда останется загадкой. То ли Верховный Главнокомандующий хотел этим показать, что конфликт, из-за которого Жукова освободили от должности начальника Генштаба, исчерпан, то ли ему публикацией снимка хотелось показать армии и народу, что оборона столицы вверена человеку с характером, то ли – это тоже исключать нельзя – напомнить Жукову о персональной ответственности за судьбу Москвы. Пройдет совсем немного времени, считанные недели, и портрет Жукова в числе других военачальников, отличившихся в ходе декабрьского контрнаступления, «Красная звезда» разместит уже на первой странице под титулом. Но до этого предстояло дожить...
Доклад И.В. Сталина на торжественном собрании 7 ноября 1941 года занял в праздничном номере «Красной звезды» три полосы. Вычитывая его с утроенной бдительностью, краснозвездовцы из дежурной смены не могли не заметить: председатель Государственного Комитета Обороны использовал один из трофейных документов, опубликованных чуть ранее «Красной звездой». Это была «Памятка германского солдата», найденная у убитого лейтенанта Густава Цигеля из Франкфурта-на-Майне. Наставление звучало чудовищно: «У тебя нет сердца и нервов, но тебе они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик – убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки».
Было лестно, что в доклад лег факт, приведенный военной газетой. Но никто в день выхода номера не предполагал, сколь суровое испытание ждет редакцию.
Зарубежные корреспонденты, аккредитованные в Москве, усомнились, что «Памятка германского солдата» существует в действительности, и потребовали предъявить оригинал. Начальник Главного политуправления, он же руководитель Совинформбюро А. Щербаков поинтересовался, есть ли он в редакции. Подлинника памятки в редакции не было: корреспондент газеты передал ее текст из политотдела 4-й армии Волховского фронта по телеграфу. Как на беду в 7-м отделении политотдела, руководствуясь инструкциями, «Памятку» тут же сожгли. По просьбе «Красной звезды», честь которой была поставлена на карту, документ начали искать не только на Волховском, но и на Ленинградском фронте. К счастью, на третьи сутки нашли. Причем в нескольких экземплярах. Нетрудно предположить, чем все могло кончиться при ином итоге поисков.
Д. Ортенберг в первые месяцы войны дважды обращался к Сталину с письменными запросами. Стоит ли в это время, спрашивал, заниматься соревнованием, разного рода починами, характерными для мирных дней. Политорганы на этом настаивали. «Не стоит», - таким был ответ. Интересовал ответственного редактора и более важный вопрос: какого уровня командиров вправе критиковать военная газета без ущерба для их авторитета в войсках. Сталин объяснил, что товарищеская, нерезкая критика командирам среднего звена не повредит.
Был тревожный, печальный для редакции эпизод, с которым Сталин поручил разобраться Щербакову. В одном из номеров «Красная звезда» зимой сорок второго не без гордости, хотя и весьма в туманной, завуалированной форме рассказала читателям, каким образом при отступлении удалось сохранить артиллерию большой и особой мощности. В том были прямые заслуги начальника Главного артуправления генерал-полковника артиллерии Н. Яковлева и генерала армии Г. Жукова, принимавшего решения еще в бытность начальником Генштаба.
Сталин посчитал, что об этом писать не следовало.
- Кто разрешил печатать материал? - уточнял от его имени Щербаков. - Товарищ Сталин распорядился снять редактора и направить в войска с понижением в должности и звании.
Дивизионный комиссар Ортенберг, волнуясь, объяснил начальнику Главпура, что статья подготовлена в редакции, но автор обращался за консультацией к А. Василевскому и все его замечания учел.
Через полчаса Щербаков вновь позвонил в редакцию и сообщил, что Верховный Главнокомандующий вердикт изменил: «Редактор не виноват. Пусть работает». А спустя годы и годы маршал Василевский вспоминал о том случае уже с улыбкой: «Да, разговор тогда был крутым. Вовек не забудешь».
Печатая 22 марта 1942 г. статью Саввы Дангулова (автора послевоенных романов «Дипломаты», «Кузнецкий мост», «Государева почта» и др.) под заголовком «На американских истребителях «Аэрокобра», в редакции не предполагали, что ее ждут неприятности. Дангулов рассказывал, как наши инженеры и техники, не дожидаясь зарубежных инструкторов, самостоятельно собрали новые для них истребители. Когда инструкторы наконец прибыли, «Аэрокобры» были уже в небе. Утром Сталин потребовал объяснений: «Кто разрешил печатать материал?» «Никто», - таким был ответ. «Больше без разрешения об этом не пишите», - жестко распорядился Верховный. Позже ясность внес А. Микоян. Оказывается, публикация в «Красной звезде» показалась союзникам обидной и они заявили официальный протест. Самолеты направлялись в СССР вместе с инструкторами. Это, дескать, советская сторона проволокитила с оформлением виз.
Конечно, обо всем, с чем краснозвездовцы сталкивались в войсках, открыто писать было нельзя. Бывали случаи, когда об увиденном Верховному приходилось докладывать рапортом.
Капитан Е. Гехман, прошедший с краснозвездовским удостоверением войну от звонка до звонка, в сорок третьем на Калининском фронте столкнулся с отвратительным продовольственным снабжением войск. Некоторые полки просто голодали. Капитан по поручению ответственного редактора подготовил рапорт на имя И. Сталина. На следующее утро А. Щербаков, А. Хрулев и Е. Щаденко уже проверяли выводы корреспондента на месте. Все подтвердилось. Проблему на двухдневном заседании обсуждал Государственный Комитет Обороны. В постановлении ГКО № 3425 от 24 мая 1943 года и в приказе наркома обороны № 374 предусматривались масштабные и кардинальные меры по улучшению ситуации со снабжением войск. На всех фронтах. «Только корреспондент сказал правду», - заключил Сталин на этом заседании ГКО. А в его приказе были слова, которые многим фронтовикам памятны до сих пор: «Наши командиры, по-видимому, забыли лучшие традиции русской армии, когда такие полководцы, как Суворов и Кутузов, у которых учились полководцы всей Европы и у которых должны учиться командиры Красной Армии, сами проявляли отеческую заботу о быте и питании солдат и строго того же требовали от своих подчиненных».
Не будь рапорта краснозвездовца Верховному, этого приказа, наверное, тоже могло бы не быть.
В дни войны в составе редакции «Красной звезды» работали до этого опальные, отстраненные от литературы писатели Андрей Платонов и Александр Авдеенко. Первый носил погоны капитана, второй - старшего лейтенанта. Некоторые публикации Платонова в «Звездочке», удивительные по стилю и языку, вызвали неудовольствие известных с довоенных времен критиков. Сталин на это не отреагировал. Публикацию первого очерка Авдеенко «Искупление кровью» он разрешил лично: «Авдеенко искупил вину». В некоторых публикациях утверждается, что Авдеенко якобы воевал в составе штрафного батальона, что его первый материал «Красная звезда» направляла Сталину для предварительного ознакомления. И то и другое - заблуждения. Авдеенко был командиром обычного минометного взвода, имел награды. Никогда в течение войны ни один материал до его публикации «Красная звезда» Верховному не направляла.
Однажды он сам захотел увидеть будущий номер центральной военной газеты до выхода в свет. Это был номер на 7 января 1943 года. «Красная звезда», как и другие печатные издания, размещала в нем официальный материал с описанием новых знаков различия и с рисунками погон. Сталин, перечитав на еще влажном оттиске передовую «Новые знаки различия», вычеркнул абзац, в котором утверждалось, что это не возвращение к прошлому. Отметьте, предложил он, что погоны придумали не мы, что они всегда были в русской армии, а ее славой нам следует дорожить. И даже продиктовал одно из предложений: «Введение погон еще раз подтверждает славную преемственность воинских традиций, которая так ценна для армии, любящей свое отечество, дорожащей родной историей». Узнав, что в отличие от «Красной звезды» «Правда» и «Известия» разместили материал о погонах на внутренних полосах, Сталин потребовал переверстать все по образцу газеты военной. И добавил, прощаясь: «Завтра будет много разговоров».
Разговоры, действительно были, и газеты об этом писали.
Можно упомянуть о случаях, когда от имени Сталина передавалась его благодарность за удачные, злободневные публикации. Как-то Верховный, полагая, что газеты неоправданно мало пишут об артиллеристах, распорядился перепечатать в «Правде» шесть очерков краснозвездовца А. Полякова.
Любому, думается, понятно: для внимательного чтения «Красной звезды» времени у Сталина не было. Но редакция военной газеты, как, впрочем, и любых других, об этом Читателе помнила постоянно. Такое было время.
Мороз В., «Красная звезда»
