Бросок через Неву

В гвардейские минометные части я пришел в конце 1942 года из армии противовоздушной обороны Ленинграда. Отдельные дивизионы тяжелых реактивных минометов формировались в это время в районе поселка Токсово, недалеко от города.

Штаб вновь создаваемых частей найти было нетрудно – он разместился рядом с железнодорожной станцией. Здесь было оживленно. В штаб приходили призванные в армию люди самых разных возрастов и специальностей. Среди них прежде всего подыскивались те, кто имел профессию шофера, водительские права и опыт вождения автомашин. В Токсово усиленно поступала транспортная техника – грузовые машины ЗИС–5 и ГАЗ–АА, не новые, а еще вчера развозившие грузы в блокадном Ленинграде. Формирование частей шло ускоренными темпами. По всему чувствовалось, что готовится крупная наступательная операция, но какая – мы еще не знали.

Меня назначили старшим электриком третьей батареи 578-го отдельного дивизиона, на эту же должность в другую батарею – лейтенанта В.П. Есакова.

Наш дивизион разместился в двухэтажном деревянном здании бывшей школы. Оно стояло в лесу, примерно в километре от железной дороги Ленинград – Токсово. Ударили сильные морозы, и первое, чем пришлось заняться, – это утеплять помещения. Окна и двери завешивались плащ–палатками. Дымили и весьма условно обогревали комнаты временные печурки, которые мы сами мастерили из железных бочек. Досок не было, поэтому нары заменили еловыми ветками, которые настелили на пол. Поверх них разложили все те же незаменимые плащ–палатки.

Наша учеба началась одновременно с началом формирования. Еще ни одна батарея не была укомплектована новым оружием, поэтому изучение материальной части и подготовка огневых расчетов велись всего на двух имевшихся установках реактивных минометов, которыми по очереди пользовались все батареи дивизиона. Первым командиром 578–го дивизиона был гвардии майор Вишневский, а нашей третьей батареи – гвардии старший лейтенант Герштанский, прибывший на Ленинградский фронт с Большой земли. Он и проводил занятия с личным составом батареи.

Конструктивно установки были очень просты, и требовалась главным образом отработка практических навыков в их монтаже и загрузке снарядов. Собственно, боевая установка реактивного миномета состояла всего из четырех частей: рамы, сошника, стойки и прижимных угольников.

В лесу, на поляне, где снег был утоптан солдатскими валенками, мы каждый день тренировались в освоении нового оружия, доводя свои движения до автоматизма. На линии фронта батареи ставились сошники и стойки. Затем на сошники – рамы. Особая тонкость была в укреплении рам: они должны были устанавливаться с определенным направлением и углом наклона, чтобы снаряды надежно сохраняли заданную траекторию полета.

Но упорная повседневная учеба до определенного момента являлась неполной. Дело в том, что в дивизионе совсем не оказалось электротехнического оборудования, без которого реактивные минометы оставались лишь набором деталей. Впрочем, мы еще толком и не знали, какое электротехническое оборудование необходимо. Этот вопрос, равно как и другой – об обязанностях электриков этих частей, нас давно интересовал, но ответить на них сначала никто толком не мог.

Занятия, проводимые Герштанским, мало–помалу проясняли некоторые моменты, и мы теоретически уже ясно представляли, что должны делать, когда новое оружие вступит в бой. Скрытно, обычно под покровом ночи, наши части занимают боевые позиции на переднем крае обороны. Выбираются места для установки минометов, складирования боеприпасов. Но вот подготовка закончена, огневые расчеты ставят установки, загружают на них снаряды и уходят. Остаются только электрики, которые монтируют электрические цепи и подключают электрозапалы снарядов к источнику тока.

Но даже и несложного электротехнического оборудования, чтобы отработать эту технологию, не было, не было даже провода. На одном из совещаний у начальника штаба гвардии полковника Захарова, где решался вопрос обеспечения боеготовности дивизиона, я предложил использовать старый провод, который можно взять на законсервированных предприятиях Ленинграда. На другой же день на грузовике, выделенном в мое распоряжение, мы выехали в город.

...Машина затормозила у проходной завода «Электроаппарат». На мгновение возникло старое забытое ощущение, с которым я когда-то входил в эту проходную. С 1936 года до призыва в армию я работал здесь. Невольно потянуло в центральную лабораторию, где до войны велись интереснейшие испытания и исследования, откуда начинало жизнь отечественное высоковольтное оборудование. Здесь мы ставили опыты, спорили до хрипоты, готовы были сутками не уходить с работы. Отсюда я бежал на занятия вечернего отделения Политехнического института. Напряженная, большая жизнь кипела в этих стенах. Сейчас завод стал неузнаваем, он словно замер.

Большую часть его оборудования эвакуировали в Свердловск, где в годы войны создали единственный завод в стране, выпускающий электрическую аппаратуру высокого напряжения. То, что осталось, когда начались артиллерийские обстрелы города, перевели на «Светлану», где, как и на других предприятиях Ленинграда, выпускалась продукция для нужд фронта. На территории завода нас встретила лишь небольшая группа людей, охранявших молчаливые полуразрушенные цеха и ведущих героическую борьбу с последствиями артобстрелов и бомбежек.

Собрать нужное количество проводов оказалось не так–то просто. Они находились на значительной высоте, а когда мы начали вытягивать их вниз, стали обрушиваться куски штукатурки, стекла, кирпичи, оторванные доски – помещения были основательно повреждены снарядами и бомбами. Кроме проводов на «Электроаппарате» мы взяли переключательные панели, которые могли пригодиться при изготовлении приборов управления огнем. Некоторое оборудование мы получили в Электротехническом институте и могли считать свою поездку удачной. Если в дивизион не поступит специальное оборудование, то этими средствами можно обеспечить предстоящую боевую операцию.

Прежде чем выехать на боевые позиции, вновь сформированные дивизионы должны были выполнить зачетные стрельбы. Они прошли вполне успешно, и 20 декабря 1942 года группа офицеров, сержантов и солдат выехала на правый берег Невы, в район Черной речки, для выбора огневых позиций.

Вскоре против поселка Марьино, в редком лесочке из берез и осин, которые отделяли нас от переднего края обороны, расположился наш дивизион. Третья батарея стояла в 20–30 м от гатиевой дороги, ведущей к Неве.

Местность оказалась болотистой. Даже морозы не сковали болото – под тонкой корочкой снега и земли хлюпала вода. В таких условиях о землянках и мечтать не приходилось, а на сооружение солидных укрытий не нашлось материала: лес был настолько редким, что его едва хватало для маскировки. Укрытия мы делали из ветвей, тонких стволов и снежно–ледяных брустверов. Но скоро выяснились и положительные стороны торфяного болота. При обстреле мины, артиллерийские снаряды и авиабомбы, падая, уходили глубоко, поэтому меньше осколков разлеталось в стороны. Правда, при этом выворачивалось большое количество торфа, воды и грязи со страшно неприятным запахом. Между прочим, эту воду приходилось и пить.

Но на быт внимание обращать было некогда: мы готовились к серьезным боям. Нашей первой целью в первом бою должен был стать вражеский укрепленный район в поселке Марьино, замыкающий кольцо блокады. Подготовка операции велась втайне, боевые средства тщательно маскировались. Мимо нас по дороге подтаскивались ночью понтоны для переправы через Неву. Их скапливали в рощице, тщательно пряча под ветками и снегом. Вдоль всего района сосредоточивалась артиллерия разного калибра и дальности стрельбы. Лишь отдельные орудия вели пристрелку. Противник тоже не открывал интенсивного огня, хотя его разведывательные самолеты часто появлялись над нами.

В первых числах января наш дивизион получил все полагающееся электротехническое оборудование, которое мы тут же полностью подготовили к выполнению предстоящей боевой задачи. Не оказалось лишним и оборудование, привезенное из Ленинграда, – при огневых налетах часто повреждались магистральные сети, имевшие большую протяженность.

Бойцы и командиры подразделений чувствовали, что ведется активная подготовка к наступлению, но дата и сам факт наступления хранились втайне до последнего дня.

Поздно вечером 11 января 1943 года личному составу батареи был зачитан приказ командующего войсками Ленинградского фронта генерал-лейтенанта артиллерии Л.А. Говорова о начале наступления наших войск и осуществлении совместно с войсками Волховского фронта прорыва блокады в районе Синявино – Мга. Радость, нас охватившую, нетерпение, с которым мы ждали наступления следующего утра, объяснить нетрудно – ведь все понимали значение этой операции и ее успешного завершения. В тот день многие подали заявления о приеме в партию, подал его и я с просьбой перевести меня из кандидатов в члены ВКП(б).

Ночью мы смонтировали все боевые установки дивизиона. Еще раз проверили угол их наклона, а потом стали загружать снарядами, каждый из которых вместе с упаковкой-направляющей весил около 100 кг. На рамы устанавливалось по восемь снарядов: в два ряда по четыре штуки.

А мимо нас по дороге подтягивались к переднему краю пехотные части, задача которых – прорвать оборону в этом районе.

К утру все снаряды были уложены и закреплены на боевых установках. Как только забрезжил рассвет, электрики начали прокладывать магистральные сети дистанционного управления огнем и подключать к ним электрозапалы снарядов. Младшие электрики батарей работали очень четко. Помощь пришлось оказать только одному: он еще раньше обморозил руки. Пальцы коченели и не гнулись на морозе, работа же в рукавицах или перчатках исключалась, потому что зачистить и скрутить провода можно только голыми руками.

Не имея опыта ведения огня в боевых условиях, все изрядно волновались и старались предусмотреть любые возможные случайности, чтобы обеспечить во время предстоящего первого залпа нормальную работу установок. В начале девятого поступила команда: «Ввернуть взрыватели и снять маскировку!» Потом время потянулось томительно долго до следующей команды, ради которой велась вся подготовка. Ведь это был первый залп тяжелых реактивных минометов на Ленинградском фронте в таком большом количестве! Проверялось умение управлять грозным оружием, которое вручила нам Родина. Наконец команда: «Снять колпачки!» Опять минуты ожидания... Идут непрерывные проверки исправности цепей управления. И вот первая для кашей части команда: «Огонь!» Повернуты ручки приборов управления, и, словно напуганные птицы, с резким шипением с установок один за другим восьмерками стали вылетать снаряды с длинными огненными хвостами. Они оставляли в земле глубокие ямы, из которых клубами валил пар от растаявшего снега и разогретой болотной воды. Еще долго можно было видеть, как наши снаряды поднимались вверх и летели в сторону врага, неся ему возмездие.

Затем послышался грохот разрывов, который слился с гулом артиллерийских выстрелов. Началась артподготовка. Было видно, как множество орудий, ранее незаметных, теперь извергали огонь, посылая сталь на голову неприятеля. Снарядов, не сошедших с установок, во всех батареях дивизиона оказалось немного. С помощью подрывных машинок их быстро направляли вдогонку основному залпу. Судя по всему, с первой задачей мы справились. Во время артиллерийской подготовки мы должны были перезарядить установки, то есть снять с них уже пустые ящики и уложить новые для повторного залпа перед началом атаки.

Подготовка ко второму залпу шла значительно организованнее и быстрее, хотя противник и постреливал по нашим огневым позициям. Удачный опыт первого не учебного, а боевого залпа придал уверенность, и мы старались как можно лучше применить свои знания и навыки, полученные на занятиях. Около одиннадцати часов был дан второй залп. После грохота разрывов наших снарядов послышалось дружное «ура» поднявшейся в атаку пехоты.

Наша задача в этом районе была выполнена. Пустые ящики из-под снарядов сложили в штабеля, рамные установки сложили и тщательно замаскировали, а электропроводку смотали на самодельные деревянные барабаны.

Мимо наших позиций к линии фронта пошли танки, артиллерия, а оттуда стали поступать раненые. Мы с жадностью слушали свежие новости о наступлении. Сообщения радовали: 63–я гвардейская стрелковая дивизия продвигалась вперед. На следующий день и мы переправились на левый берег и, поддерживая наступление пехоты, дали несколько дивизионных и батарейных залпов по отступавшим частям противника. Переправляясь по наведенному через Неву мосту, мы снова увидели те понтоны, которые еще совсем недавно скрытно подтаскивались к переднему краю. Теперь они были в работе, глубоко осели под тяжестью людей и техники, которые шли в глубь прорванной обороны врага. Но прорыв в районе Марьина еще не означал прорыва блокады Ленинграда. Вражеские части под Шлиссельбургом еще яростнее оказывали сопротивление, почувствовав возможность своего окружения.

Упорные бои развернулись в районе рощи «Красный мак». Враг так ожесточенно отражал здесь атаки наших стрелковых частей, что в подавлении противника на этом участке фронта потребовалась наша помощь. К ночи бои стихли, и батарея получила задание дать залп одним огневым расчетом, то есть с восьми установок. Расположился расчет в редком кустарнике на опушке леса, где только что стихли жестокие рукопашные бои.

Вся ночь прошла в подготовке к завтрашнему бою. Тишина лишь изредка разрезалась отдельными автоматными и пулеметными очередями да единичными минометными разрывами. Мы подготовились к залпу и ждали команды. Туман постепенно стал рассеиваться, становилось все яснее. Передний край вражеской обороны был совсем рядом, и противник мог обнаружить наши установки.

И тут громыхнули наши минометы. Стрелковые части сразу же двинулись вперед. Бой был совсем недолгим, и после него пехотинцы впервые за долгие месяцы обороны начали успешное продвижение, сминая позиции врага.

Этот залп оказался последним в боях за прорыв блокады Ленинграда. Войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились. Наш дивизион был собран и размещен неподалеку от освобожденного Шлиссельбурга (ныне Петрокрепость), над которым снова развевался Красный флаг. После боев за Шлиссельбург мы вошли в состав только что сформированной 6–й тяжелой минометной бригады.