Кукин В.Т. «Дерзкий прорыв»
В темную непроглядную ноябрьскую ночь дивизион бронекатеров получил боевой приказ: прорваться к правому берегу в район завода «Баррикады». Там, на узком клочке земли, отрезанные от соседей, прижатые фашистами к Волге, героически сражались бойцы 138-й дивизии. У них кончились боеприпасы и продовольствие. Попытки сбросить все необходимое с самолетов не имели успеха — тюки падали в Волгу либо на территорию, занятую врагом. Единственная надежда на бронекатера, на их смелый, дерзкий прорыв.
Две недели назад такой рейс был бы обычным. Сотни раз юркие, неуловимые бронекатера пересекали Волгу под огнем противника, переправляя на правый берег боеприпасы, продовольствие, людей. Труден был каждый рейс к правому берегу под огнем противника, вдвойне труднее было совершать его теперь, когда Волга покрылась сплошной шугой, а узкие протоки сковал ледяной панцирь.
Бронекатер, рулевым на котором был Ус, шел головным, прокладывая путь в кромешной тьме, чутьем отыскивая разводья между белыми ледяными полями. Рулевой, сжимая штурвал, казалось, слился с катером, заставляя его лавировать между льдинами. Нужно было незаметно подойти к правому берегу и под носом у противника прорваться в Денежную воложку, к лощине, где наши воины ожидали бронекатера.
Гитлеровцы обнаружили головной катер, когда он миновал тракторный завод и, обогнув остров, вошел в воложку. Десятки огненных стрел прошили темноту, застрочили пулеметы, автоматы. Боевая рубка загудела, точно по ней стучали сотни клепальных молотков. Фашистам ответили из спаренного крупнокалиберного пулемета, обрушили на них огонь из носовой и кормовой пушек.
Катер полным ходом шел к балке, где должен был гореть сигнальный костер — место причала. Вот он, костер! Рулевой отчетливо видел его. Но чей он? Как определить: наш или чужой? Отовсюду гитлеровцы били по катеру трассирующими пулями. Огненные линии, прошивая тьму, высекали искры из брони. Только от костра не тянулись светящиеся трассы. Значит, наш! Сигнал — и катера, развернувшись, подошли к берегу. Высаженные с катеров десантники подавили часть огневых точек противника, огонь с берега заметно ослаб. Началась разгрузка, прием раненых.
По боевому расписанию старшина Ус в роли боцмана руководил разгрузкой, принимал раненых, размещал их по кубрикам. И вдруг — резкий удар в лицо. Виктор схватился за щеку — на пальцах кровь. Теплая, солоноватая, она стекала на шершавые опаленные губы. Пришлось спуститься в кубрик, сделать перевязку — и снова на палубу. Кубрики были забиты ранеными. Катер уже принял на борт больше нормы, а раненых все подносили.
Закончив прием раненых, бронекатера повернули обратно. На выходе из воложки в главное русло реки фашисты встретили их сильным артиллерийским и пулеметным огнем. Орудия били прямой наводкой, строчили крупнокалиберные пулеметы... Но и бронекатера открыли огонь по гитлеровцам из пулеметов и пушек. Гудела броня от града осколков и пуль, трещал взламываемый снарядами лед. Поднятые взрывами столбы воды и ледяного крошева с шумом падали на палубу. Казалось, катер попал в кипящий котел. Тупой, раздирающий броню удар тряхнул корабль, на рулевого брызнуло выбитое стекло иллюминатора. Сзади в металлический ящик с инструментами угодил снаряд. Клубы едкого дыма заполнили рубку. Ус почувствовал жгучую боль в ноге, в глазах потемнело. «Только бы не потерять сознание, — сжимая штурвал и наваливаясь на него грудью, думал Виктор. — Только бы не посадить катер на мель и не врезаться в берег, занятый врагом». Дверь в рубку распахнулась.
— Ус, что с вами, живы? — послышался встревоженный голос командира катера.
— Все в порядке, товарищ лейтенант. Держу точно по курсу.
Командир внимательно посмотрел на рулевого. Тот придавил штурвал грудью, заметно припадая на одну ногу. Из разорванного осколками голенища стекала кровь.
— Дайте штурвал! — Лейтенант Цейтлин осторожно отстранил моряка. — Немедленно в кубрик на перевязку!
Прикусив от боли губы, старшина выбрался из боевой рубки. Товарищи, Смирнов и Поняев, подхватили его под руки. В кубрике Виктору наложили жгут, перевязали рану. Боль немного утихла. По шуму боя, доносившемуся сверху, Виктор знал, что катер все еще находится в зоне вражеского обстрела. И точно. Второй сильный удар с грохотом потряс корабль. Виктор вскочил с койки, но острая боль в ноге снова свалила его.
В открытом люке показался пулеметчик Поняев:
— Прямое попадание в рубку, лейтенант ранен или убит! Катер потерял управление, сейчас сядем на мель!
Ус попытался встать.
— Дай руку, браток, помоги взойти наверх, — попросил Поняева.
Опираясь на плечо товарища, Виктор Ус добрался до боевой рубки. Командир, сраженный осколком, лежал без движения.
Краснофлотцы бережно подняли его и унесли в кубрик. Старшина Ус, поддерживаемый товарищами, встал за штурвал. Нога ныла, при малейшем напряжении или толчке боль пронизывала тело. Виктор, наваливаясь на штурвал, старался больше опираться на руки. С каждой минутой катер все больше отдалялся от берега, уходил из-под неприятельского огня. Рвавшиеся снаряды уже не представляли опасности для корабля. Команда заделывала пробоины в корпусе, откачивала воду. Когда рулевой стал уже различать смутные очертания левого берега, в рубку вбежал радист Решетняк, протянул шифровку. Приказ штаба флотилии гласил: «Вернуться к правому берегу, разыскать потерпевший аварию катер-речник и оказать ему помощь». Решетняк смотрел на Уса, ждал ответа.
«Что ответить штабу? Сообщить, что убиты командир и несколько человек из команды, что дважды ранен сам и с трудом держу штурвал, что катер перегружен: вместо ста человек на борту — сто пятьдесят? Если обо всем этом сообщить, штаб отменит свой приказ, и можно со спокойной совестью идти на базу. Но что будет с потерпевшим аварию катером? С ранеными? С наступлением рассвета фашисты обнаружат катер и расстреляют прямой наводкой. Нет! Нельзя оставлять речников в беде».
— Передай в штаб: приказ будет выполнен!
Катер развернулся и взял курс к правому берегу — снова в огненное пекло, из которого он только что вырвался.
Под огнем фашистских пулеметов и пушек старшина разыскал в протоке потерпевший аварию речник. Снаряд угодил в машинное отделение, вывел из строя двигатель. Катер приткнулся к острову и ждал помощи. Старшина взял его на буксир и сквозь огонь и льды привел на свою базу.
Утром в дивизион приехал командир бригады бронекатеров контр-адмирал Воробьев.
— Покажите мне вашего храбреца. Хочу посмотреть на него своими глазами. — И спустился в кубрик.
Ус приподнялся на койке.
— Лежите, лежите, — остановил его комбриг. Виктор откинулся на подушку, контр-адмирал присел рядом, пожал ему руку.
— Молодец! Поступил как настоящий моряк-пограничник! Только так сражаясь с врагом, мы можем победить его. — Контр-адмирал перевел взгляд на располосованную штанину ватных брюк и забинтованную ногу старшины. — Что, вот так, сквозь ватные брюки? — И, шутливо подмигнув, добавил: — В следующий раз надевай двое брюк. А теперь, — он обратился к стоявшим краснофлотцам, — помогите ему добраться до моей машины — и в госпиталь!
Там, в госпитале, Виктор Ус узнал, что за этот ночной рейс к осажденной дивизии и спасение катера он награжден орденом Красного Знамени.
Две недели назад такой рейс был бы обычным. Сотни раз юркие, неуловимые бронекатера пересекали Волгу под огнем противника, переправляя на правый берег боеприпасы, продовольствие, людей. Труден был каждый рейс к правому берегу под огнем противника, вдвойне труднее было совершать его теперь, когда Волга покрылась сплошной шугой, а узкие протоки сковал ледяной панцирь.
Бронекатер, рулевым на котором был Ус, шел головным, прокладывая путь в кромешной тьме, чутьем отыскивая разводья между белыми ледяными полями. Рулевой, сжимая штурвал, казалось, слился с катером, заставляя его лавировать между льдинами. Нужно было незаметно подойти к правому берегу и под носом у противника прорваться в Денежную воложку, к лощине, где наши воины ожидали бронекатера.
Гитлеровцы обнаружили головной катер, когда он миновал тракторный завод и, обогнув остров, вошел в воложку. Десятки огненных стрел прошили темноту, застрочили пулеметы, автоматы. Боевая рубка загудела, точно по ней стучали сотни клепальных молотков. Фашистам ответили из спаренного крупнокалиберного пулемета, обрушили на них огонь из носовой и кормовой пушек.
Катер полным ходом шел к балке, где должен был гореть сигнальный костер — место причала. Вот он, костер! Рулевой отчетливо видел его. Но чей он? Как определить: наш или чужой? Отовсюду гитлеровцы били по катеру трассирующими пулями. Огненные линии, прошивая тьму, высекали искры из брони. Только от костра не тянулись светящиеся трассы. Значит, наш! Сигнал — и катера, развернувшись, подошли к берегу. Высаженные с катеров десантники подавили часть огневых точек противника, огонь с берега заметно ослаб. Началась разгрузка, прием раненых.
По боевому расписанию старшина Ус в роли боцмана руководил разгрузкой, принимал раненых, размещал их по кубрикам. И вдруг — резкий удар в лицо. Виктор схватился за щеку — на пальцах кровь. Теплая, солоноватая, она стекала на шершавые опаленные губы. Пришлось спуститься в кубрик, сделать перевязку — и снова на палубу. Кубрики были забиты ранеными. Катер уже принял на борт больше нормы, а раненых все подносили.
Закончив прием раненых, бронекатера повернули обратно. На выходе из воложки в главное русло реки фашисты встретили их сильным артиллерийским и пулеметным огнем. Орудия били прямой наводкой, строчили крупнокалиберные пулеметы... Но и бронекатера открыли огонь по гитлеровцам из пулеметов и пушек. Гудела броня от града осколков и пуль, трещал взламываемый снарядами лед. Поднятые взрывами столбы воды и ледяного крошева с шумом падали на палубу. Казалось, катер попал в кипящий котел. Тупой, раздирающий броню удар тряхнул корабль, на рулевого брызнуло выбитое стекло иллюминатора. Сзади в металлический ящик с инструментами угодил снаряд. Клубы едкого дыма заполнили рубку. Ус почувствовал жгучую боль в ноге, в глазах потемнело. «Только бы не потерять сознание, — сжимая штурвал и наваливаясь на него грудью, думал Виктор. — Только бы не посадить катер на мель и не врезаться в берег, занятый врагом». Дверь в рубку распахнулась.
— Ус, что с вами, живы? — послышался встревоженный голос командира катера.
— Все в порядке, товарищ лейтенант. Держу точно по курсу.
Командир внимательно посмотрел на рулевого. Тот придавил штурвал грудью, заметно припадая на одну ногу. Из разорванного осколками голенища стекала кровь.
— Дайте штурвал! — Лейтенант Цейтлин осторожно отстранил моряка. — Немедленно в кубрик на перевязку!
Прикусив от боли губы, старшина выбрался из боевой рубки. Товарищи, Смирнов и Поняев, подхватили его под руки. В кубрике Виктору наложили жгут, перевязали рану. Боль немного утихла. По шуму боя, доносившемуся сверху, Виктор знал, что катер все еще находится в зоне вражеского обстрела. И точно. Второй сильный удар с грохотом потряс корабль. Виктор вскочил с койки, но острая боль в ноге снова свалила его.
В открытом люке показался пулеметчик Поняев:
— Прямое попадание в рубку, лейтенант ранен или убит! Катер потерял управление, сейчас сядем на мель!
Ус попытался встать.
— Дай руку, браток, помоги взойти наверх, — попросил Поняева.
Опираясь на плечо товарища, Виктор Ус добрался до боевой рубки. Командир, сраженный осколком, лежал без движения.
Краснофлотцы бережно подняли его и унесли в кубрик. Старшина Ус, поддерживаемый товарищами, встал за штурвал. Нога ныла, при малейшем напряжении или толчке боль пронизывала тело. Виктор, наваливаясь на штурвал, старался больше опираться на руки. С каждой минутой катер все больше отдалялся от берега, уходил из-под неприятельского огня. Рвавшиеся снаряды уже не представляли опасности для корабля. Команда заделывала пробоины в корпусе, откачивала воду. Когда рулевой стал уже различать смутные очертания левого берега, в рубку вбежал радист Решетняк, протянул шифровку. Приказ штаба флотилии гласил: «Вернуться к правому берегу, разыскать потерпевший аварию катер-речник и оказать ему помощь». Решетняк смотрел на Уса, ждал ответа.
«Что ответить штабу? Сообщить, что убиты командир и несколько человек из команды, что дважды ранен сам и с трудом держу штурвал, что катер перегружен: вместо ста человек на борту — сто пятьдесят? Если обо всем этом сообщить, штаб отменит свой приказ, и можно со спокойной совестью идти на базу. Но что будет с потерпевшим аварию катером? С ранеными? С наступлением рассвета фашисты обнаружат катер и расстреляют прямой наводкой. Нет! Нельзя оставлять речников в беде».
— Передай в штаб: приказ будет выполнен!
Катер развернулся и взял курс к правому берегу — снова в огненное пекло, из которого он только что вырвался.
Под огнем фашистских пулеметов и пушек старшина разыскал в протоке потерпевший аварию речник. Снаряд угодил в машинное отделение, вывел из строя двигатель. Катер приткнулся к острову и ждал помощи. Старшина взял его на буксир и сквозь огонь и льды привел на свою базу.
Утром в дивизион приехал командир бригады бронекатеров контр-адмирал Воробьев.
— Покажите мне вашего храбреца. Хочу посмотреть на него своими глазами. — И спустился в кубрик.
Ус приподнялся на койке.
— Лежите, лежите, — остановил его комбриг. Виктор откинулся на подушку, контр-адмирал присел рядом, пожал ему руку.
— Молодец! Поступил как настоящий моряк-пограничник! Только так сражаясь с врагом, мы можем победить его. — Контр-адмирал перевел взгляд на располосованную штанину ватных брюк и забинтованную ногу старшины. — Что, вот так, сквозь ватные брюки? — И, шутливо подмигнув, добавил: — В следующий раз надевай двое брюк. А теперь, — он обратился к стоявшим краснофлотцам, — помогите ему добраться до моей машины — и в госпиталь!
Там, в госпитале, Виктор Ус узнал, что за этот ночной рейс к осажденной дивизии и спасение катера он награжден орденом Красного Знамени.
В.Т. Кукин
