Кукин В.Т. «Паренек из Мордовии»
— Не могу я вас отпустить! — сдерживая жесткие нотки в голосе, твердо сказал военком полка, глядя в худое, обветренное лицо младшего сержанта. — Если отпустить всех желающих, кто же будет обучать пополнение для фронта? У меня, видите, сколько рапортов? — Батальонный комиссар взял со стола пухлую стопку тетрадных листков, потряс ими в воздухе. — Все хотят на фронт!
Младший сержант Чадайкин без интереса взглянул на кипу заявлений.
Младший сержант Чадайкин без интереса взглянул на кипу заявлений.
— Не могу я вас отпустить! — сдерживая жесткие нотки в голосе, твердо сказал военком полка, глядя в худое, обветренное лицо младшего сержанта. — Если отпустить всех желающих, кто же будет обучать пополнение для фронта? У меня, видите, сколько рапортов? — Батальонный комиссар взял со стола пухлую стопку тетрадных листков, потряс ими в воздухе. — Все хотят на фронт!
Младший сержант Чадайкин без интереса взглянул на кипу заявлений.
— Я же не требую отправить всех, я прошу только за себя. Что стоит отпустить одного человека?
Военком развел руками, большие усталые глаза его заискрились улыбкой.
— Ну, Чадайкин, ты даешь! Так ведь каждый просит только за себя!
— Но, поймите, я хочу на фронт! Я должен быть там!
— А я, по-твоему, не хочу? — повысил голос комиссар.
— Так вы уже были на фронте, дрались с фашистами. — Младший сержант глазами показал на красную ленточку на груди военкома. — А я вот уже скоро полгода околачиваюсь в тылу. Мне стыдно письма писать домой...
— Стоп, стоп! Приехали, — оборвал его батальонный комиссар. — Выходит, все, кто не на передовой, «околачиваются» в тылу и им должно быть стыдно? — Военком откинулся на спинку кресла и посмотрел на Чадайкина. — Стыдно, что они день и ночь не покладая рук работают для фронта, отдают все свои силы для обеспечения победы над врагом?!
— Я не в том смысле, а сколько можно сидеть в тылу? — уточнил свою мысль Чадайкин.
— Столько, сколько потребуется! — отрезал комиссар.
— Не отпустите по-хорошему, сам убегу, — сердито сказал Чадайкин. Худая, тонкая шея в просторном воротнике напряглась, всегда открытое, добродушное лицо с мягким, доверчивым взглядом улыбчивых глаз стало жестоким, непокорным.
Не будь это Чадайкин, батальонный комиссар за такие дерзкие слова дал бы ему крепкую взбучку и скомандовал бы «Кругом — марш!», но к этому белобрысому пареньку из Мордовии он испытывал особое чувство. Старательный, способный младший командир, но с норовом. Военком понимал, что на характер паренька наложила отпечаток трудная жизнь. Рано оставшись без родителей, Чадайкин хлебнул горького через край, изведал и голод, и холод. В армии этот мешковатый крестьянский парень, неуверенно державший на первых порах винтовку, не умевший отрыть стрелковую ячейку, превратился в грамотного, сноровистого бойца. Его направили в школу младших командиров. И не ошиблись. Военное дело ему давалось легко. Пулемет «максим», считавшийся сложным для многих, в его руках казался игрушкой. Чадайкин мог с закрытыми глазами разобрать и собрать хитрый и сложный замок или другой механизм.
Военком по-отцовски любил этого неуемного парня.
В один из дней Василия неожиданно вызвали к военкому. «Очередной нагоняй», — думал он, подходя к кабинету.
Батальонный комиссар пригласил младшего сержанта сесть поближе, поинтересовался, как идет обучение новичков, и, улыбнувшись, переменил тему разговора.
— Формируем команду на Юго-Западный фронт. Хотите поехать?
Чадайкина словно пружиной подбросило со стула. Вытянувшись в струнку, он громко отчеканил:
— Так точно, товарищ батальонный комиссар!
— Посоветовались мы с командиром и решили как лучшего младшего командира направить вас в пограничный полк.
134-й погранполк формировался на станции Ровеньки Ворошиловградской области. Прибывших встретил командир-пограничник. Стояло теплое апрельское утро. Чистое голубое небо, прозрачный невесомый воздух, плавившиеся теплой бронзой на крышах домов лучи солнца наполняли тихие улочки безмятежным покоем. И только коробки разрушенных домов, обгорелые трубы, скорбно смотревшие в небо, напоминали о недавних боях.
Командир полка внимательно осмотрел новичков.
— Наша основная задача, — сказал он, — охранять тыл действующей армии от шпионов и диверсантов, ликвидировать недобитые или прорвавшиеся в тыл фашистские группировки, очищать освобожденную территорию от вражеской агентуры.
— А сразу на фронт нельзя? — спросил Чадайкин.
— Ты хоть пообедай сначала, — под общий смех сказал командир.
Нет, Чадайкину явно не нравилось действовать в тылу. Конечно добивать прорвавшихся в тыл фашистов, вылавливать агентов — дело важное, но ему не терпелось попасть на передовую.
Вскоре в полку стали отбирать бойцов на курсы снайперов. Василий прослышал, что они выезжают на стажировку на фронт, и тут же написал заявление с просьбой зачислить и его.
В школу снайперов, как называли в полку эти курсы, отбирали преимущественно кадровых пограничников, побывавших на фронте. Они были отменными стрелками, умели наблюдать за местностью, маскироваться, поэтому быстрее овладевали снайперским делом. Среди других предпочтение отдавалось сибирякам-таежникам, закаленным, выносливым, прирожденным стрелкам. Чадайкин не относился ни к первой, ни ко второй группе. При отборе кандидатов начальник курсов, пожилой капитан, прослуживший на границе не один год, не без колебаний согласился взять Чадайкина.
Огненный вал войны неумолимо катился на запад. Пограничный полк двигался за 3-м Украинским фронтом. Оставались позади города и села Донбасса, Харьковщины, Одесской и Днепропетровской областей, Молдавской ССР. В походах, во время боевых действий — в любой обстановке занятия на курсах снайперов не прекращались ни на день. Программа была напряженная. Изучали баллистику, учились правильно выбирать позицию на местности, маскироваться. Но больше всего занимались стрельбой. Стреляли в основном по «головке» — мишени с изображением головы фашиста с «яблочком» на переносице. Начинали с дистанции сто метров. Кто укладывал все пули в «десятку», переходил на двести метров, затем на триста. Тех, кто на этой дистанции не выпускал пули из «десятки», направляли на боевую стажировку на фронт.
Часто рядом с Чадайкиным на огневом рубеже лежал с секундомером в руке замполит школы, кадровый пограничник. Он слыл отличным стрелком и теперь щедро передавал опыт молодым.
Наступил долгожданный день — Василий с группой снайперов отправился на фронт.
На рассвете Чадайкин со снайперской винтовкой, в маскхалате, пригибаясь, торопливо пробирался по траншее к своей засаде. Первая боевая задача — обнаружить и снять вражеского пулеметчика. Сзади за ним шел боец с биноклем, его напарник. Выбрав удобную позицию, Чадайкин оборудовал ее, тщательно замаскировал, как учили на курсах; когда рассвело, стал наблюдать за обороной противника. Наконец сбылась его мечта — он на передовой, лицом к лицу с врагом и может открыть свой счет мести.
Шли часы, а вражеский пулемет молчал, ничем себя не выдавал. Но вот над нашей траншеей мелькнула каска, и с той стороны прогремела короткая очередь. Чадайкин заметил место, откуда раздалась очередь, но позицию пулемета обнаружить не мог. Снова потянулись часы ожидания, а немец молчал. Так можно было просидеть до темноты и уйти ни с чем. «А что, если пойти на хитрость?» — подумал Василий. В стороне над траншеей его напарник осторожно приподнял каску, и тут же с немецкой стороны полоснула очередь. Чадайкин точно засек позицию фашистского пулеметчика.
— А теперь отползи в сторону и еще раз покажи, — приказал Василий.
Немецкий пулеметчик и на этот раз не удержался, дал длинную очередь. Чадайкин поймал его в перекрестие прицела, нажал на спуск, и пулемет захлебнулся. Выстрел показался Чадайкину необыкновенно громким. Может, потому, что он очень долго ждал этот первый свой выстрел по врагу.
Вечером в тесной, полутемной землянке, где собрались снайперы после дневной охоты, Чадайкин сидел на ящике из-под патронов, чистил винтовку и распевал частушки:
Ганс писал письмо домой,
Не закончил строчку,
Снайпер наш своей рукой
В ней поставил точку.
Слабый язычок пламени, трепетавший в гильзе, еле освещал бронзовые обветренные лица друзей, в углах землянки стоял полумрак, но Василию казалось, что все вокруг светилось и над всеми полыхало яркое солнце.
За время первой стажировки на фронте Чадайкин уничтожил шестнадцать фашистских солдат и офицеров и был награжден орденом Красной Звезды.
Во вторую стажировку снайперу Чадайкину пришлось решать более сложные задачи.
На одном участке в течение нескольких дней активно действовал фашистский снайпер. Стоило на нашей стороне кому-нибудь неосторожно высунуться, как раздавался выстрел. По тому, как снайпер ловил цели в разных местах, чувствовалось, что их указывал наблюдатель.
Чадайкин получил задание выследить немецкого снайпера и рассчитаться с ним. Василий с вечера разведал местность, ночью оборудовал основную и запасную позиции и еще затемно перебрался туда. На участке обороны противника, где действовал снайпер, стояло несколько деревьев с густыми кронами. Он тщательно осмотрел местность близ деревьев, затем обшарил каждый кустик и бугорок справа и слева, но ничего подозрительного не обнаружил. «Придется ждать выстрела, пока сам не раскроет себя», — решил он.
Прошел час, другой. И вот от крайнего дерева раздался выстрел. Но при самом тщательном осмотре этого участка обнаружить позицию снайпера не удалось. Ничего не заметил и напарник, наблюдавший в бинокль. Чадайкин всматривался в каждый кустик и холмик. Корягу с вывернутыми корнями, лежавшую чуть поодаль, изучил так, что мог с закрытыми глазами нарисовать все ее обломанные щупальца. Но вот порывом ветра раздвинуло ветки на дереве, и на вершине его Чадайкин увидел фашиста с биноклем.
— «Кукушка»! — крикнул ему напарник. — Снимай.
Цель была как на ладони, и снять ее ничего не стоило. Но Чадайкин стрелять не стал. На дереве был наблюдатель, значит, снайпер где-то внизу. Терпение и еще раз терпение. Прошел еще один час. Нервы у фашиста сдали, и Чадайкин точно засек его позицию. Тот искусно маскировался за корягой. После выстрела гитлеровец стал перезаряжать винтовку и чуть приподнял голову. Тут-то Чадайкин и пригвоздил его. А потом без труда снял и «кукушку» с дерева.
За другим вражеским снайпером Чадайкину пришлось охотиться двое суток. Замаскировавшись на чердаке дома, тот буквально не давал нашим бойцам поднять головы. Целый день Чадайкин потратил на поиски его позиции, промерз до костей, но обнаружить не смог. Наступил вечер, и Василию пришлось вернуться ни с чем. На другой день гитлеровец долго не открывал огня. Попробовал спровоцировать его на выстрел чучелом, но фашист стрелять не стал. Прошло много времени. Руки и ноги у Василия закоченели, глаза устали от напряжения.
Приблизился вечер. Теперь надо было уходить, но Чадайкин лежал неподвижно и продолжал наблюдение. И дождался. Когда наступили сумерки, гитлеровец, очевидно, уверенный, что за ним никто не наблюдает, поднялся, чтобы спуститься с чердака. Вот тут-то Чадайкин и взял его на мушку.
За эту стажировку младший сержант Чадайкин уничтожил десять фашистов и был награжден орденом Славы III степени.
В феврале 1945 года войска 2-го и 3-го Украинских фронтов добивали окруженную в Будапеште вражескую группировку. Наша разведка установила, что немцы готовят прорыв. Советское командование подтянуло сюда дополнительные силы, в том числе подразделения двух погранполков. Пограничники создали за линией обороны прочный заслон, чтобы ликвидировать в случае прорыва из кольца окружения отдельные группы фашистов.
Чадайкин выбрал удобную позицию для ручного пулемета. Через пролом в стене хорошо была видна небольшая площадь, примыкавшие к ней улочки, заваленные кирпичом, черепицей, рваным железом, битым стеклом. Еще засветло младший сержант осмотрел местность, наметил ориентиры, определил расстояние до них и приготовился к бою.
В полночь перед позицией пограничников неожиданно завязалась жаркая перестрелка: строчили пулеметы, мелкой дробью рассыпались автоматные очереди, то тут то там ухали взрывы гранат. Было ясно: боевое охранение столкнулось с немцами. Но откуда они? На линии обороны армейских частей было относительно тихо, а здесь, в тылу, вовсю гремело. Вскоре картина прояснилась. Пограничник, прибежавший с донесением из боевого охранения, торопливо доложил командиру батальона капитану Хукову:
— Немцы лезут из канализационных люков. Часть люков мы забросали гранатами, но они прут из других...
Капитан приказал приготовиться к бою. Всю ночь грохотали пулеметы, не смолкал треск автоматов. Отчаянные попытки фашистов прорваться через заслон пограничников натыкались на непреодолимую огневую завесу. Чадайкин косил фашистов без передышки, еле поспевал менять диски.
На рассвете младший сержант заметил, как из-за одного здания вышли люди. В туманной дымке нельзя было определить — немцы это или наши? Когда группа людей приблизилась, Чадайкин ясно увидел, что это фашисты.
— Гитлеровцы! — крикнул он, припав к пулемету, и, дал длинную очередь.
— По врагу! — громко скомандовал лейтенант Щерба.
Кинжальный огонь пулеметов и автоматов срезал вырвавшихся вперед гитлеровцев, остальные в панике заметались, бросились в стороны, ища укрытия от губительного огня пограничников.
— В атаку, за мной! — Лейтенант Щерба первым сорвался с места, преследуя врага.
Отстреливаясь на ходу, бросая раненых, гитлеровцы беспорядочно разбегались. Чадайкин заметил, как, спасаясь от огня станкового пулемета, в одном здании укрылась группа гитлеровцев. Василий с ручным пулеметом поспешил туда. Вихрем ворвался в дом и длинной очередью полоснул под потолок. Раздались крики, вопли.
— Бросай оружие! Руки вверх! — приказал младший сержант.
Фашисты были ошеломлены внезапным появлением, решительностью советского пулеметчика. Одни бросили оружие, другие кинулись к противоположной двери, некоторые попытались выскочить в окна, но меткие пули настигали их.
В разгар боя у Чадайкина кончились патроны. Загнанные в угол, обезоруженные гитлеровцы, очевидно, заметили это и пошли на пограничника. Младший сержант мог выскочить из дома — до двери несколько шагов. Но не в правилах Чадайкина отступать в решающую минуту. Схватив пулемет за ствол, он начал молотить врагов прикладом. А затем, выхватив гранату, крикнул:
— Хенде хох!
Построив двадцать семь пленных в колонну, Василий повел их к штабу. По пути его встретил замполит батальона капитан Логинов.
— Чадайкин, ты ранен?
Вражеская пуля рассекла кожу на лбу, кровь струилась по лицу, но мужественный воин не замечал этого, продолжал бой.
Капитан приказал подошедшим пограничникам отконвоировать пленных, а Чадайкину следовать в санчасть.
— Какая там санчасть, — махнул рукой Василий, — когда вон в том доме полно фашистов.
Капитан не успел оглянуться, как младший сержант исчез. Не раздумывая, он ворвался в дом и, наставив пулемет, властно крикнул:
— Бросай оружие!
Под грозно нацеленным дулом фашисты с поднятыми руками выходили на улицу. Не знали они, что у русского сержанта в пулемете не было ни одного патрона.
В это время вторую группу пленных доставил начальник заставы лейтенант Приходченко. Он со своими бойцами захватил весь штаб командующего будапештской группировкой немецких войск, во главе с генерал-полковником Пфеффером, пытавшимся по канализационной системе выйти из окружения.
Доставленный к командиру батальона А. М. Жукову Пфеффер просил вернуть ему фамильную шпагу, украшенную драгоценными камнями, доставшуюся от воинственных предков. С этой шпагой гитлеровский вояка прошел победным маршем по многим странам Европы.
Пограничники шутили: «Храбрый генерал прошел огни и воды, но застрял в канализационной трубе».
В боях за Будапешт младший сержант Василий Чадайкин пленил сто шестьдесят два вражеских солдата и офицера. Родина отметила его подвиг высшей наградой — орденом Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза.
Младший сержант Чадайкин без интереса взглянул на кипу заявлений.
— Я же не требую отправить всех, я прошу только за себя. Что стоит отпустить одного человека?
Военком развел руками, большие усталые глаза его заискрились улыбкой.
— Ну, Чадайкин, ты даешь! Так ведь каждый просит только за себя!
— Но, поймите, я хочу на фронт! Я должен быть там!
— А я, по-твоему, не хочу? — повысил голос комиссар.
— Так вы уже были на фронте, дрались с фашистами. — Младший сержант глазами показал на красную ленточку на груди военкома. — А я вот уже скоро полгода околачиваюсь в тылу. Мне стыдно письма писать домой...
— Стоп, стоп! Приехали, — оборвал его батальонный комиссар. — Выходит, все, кто не на передовой, «околачиваются» в тылу и им должно быть стыдно? — Военком откинулся на спинку кресла и посмотрел на Чадайкина. — Стыдно, что они день и ночь не покладая рук работают для фронта, отдают все свои силы для обеспечения победы над врагом?!
— Я не в том смысле, а сколько можно сидеть в тылу? — уточнил свою мысль Чадайкин.
— Столько, сколько потребуется! — отрезал комиссар.
— Не отпустите по-хорошему, сам убегу, — сердито сказал Чадайкин. Худая, тонкая шея в просторном воротнике напряглась, всегда открытое, добродушное лицо с мягким, доверчивым взглядом улыбчивых глаз стало жестоким, непокорным.
Не будь это Чадайкин, батальонный комиссар за такие дерзкие слова дал бы ему крепкую взбучку и скомандовал бы «Кругом — марш!», но к этому белобрысому пареньку из Мордовии он испытывал особое чувство. Старательный, способный младший командир, но с норовом. Военком понимал, что на характер паренька наложила отпечаток трудная жизнь. Рано оставшись без родителей, Чадайкин хлебнул горького через край, изведал и голод, и холод. В армии этот мешковатый крестьянский парень, неуверенно державший на первых порах винтовку, не умевший отрыть стрелковую ячейку, превратился в грамотного, сноровистого бойца. Его направили в школу младших командиров. И не ошиблись. Военное дело ему давалось легко. Пулемет «максим», считавшийся сложным для многих, в его руках казался игрушкой. Чадайкин мог с закрытыми глазами разобрать и собрать хитрый и сложный замок или другой механизм.
Военком по-отцовски любил этого неуемного парня.
В один из дней Василия неожиданно вызвали к военкому. «Очередной нагоняй», — думал он, подходя к кабинету.
Батальонный комиссар пригласил младшего сержанта сесть поближе, поинтересовался, как идет обучение новичков, и, улыбнувшись, переменил тему разговора.
— Формируем команду на Юго-Западный фронт. Хотите поехать?
Чадайкина словно пружиной подбросило со стула. Вытянувшись в струнку, он громко отчеканил:
— Так точно, товарищ батальонный комиссар!
— Посоветовались мы с командиром и решили как лучшего младшего командира направить вас в пограничный полк.
134-й погранполк формировался на станции Ровеньки Ворошиловградской области. Прибывших встретил командир-пограничник. Стояло теплое апрельское утро. Чистое голубое небо, прозрачный невесомый воздух, плавившиеся теплой бронзой на крышах домов лучи солнца наполняли тихие улочки безмятежным покоем. И только коробки разрушенных домов, обгорелые трубы, скорбно смотревшие в небо, напоминали о недавних боях.
Командир полка внимательно осмотрел новичков.
— Наша основная задача, — сказал он, — охранять тыл действующей армии от шпионов и диверсантов, ликвидировать недобитые или прорвавшиеся в тыл фашистские группировки, очищать освобожденную территорию от вражеской агентуры.
— А сразу на фронт нельзя? — спросил Чадайкин.
— Ты хоть пообедай сначала, — под общий смех сказал командир.
Нет, Чадайкину явно не нравилось действовать в тылу. Конечно добивать прорвавшихся в тыл фашистов, вылавливать агентов — дело важное, но ему не терпелось попасть на передовую.
Вскоре в полку стали отбирать бойцов на курсы снайперов. Василий прослышал, что они выезжают на стажировку на фронт, и тут же написал заявление с просьбой зачислить и его.
В школу снайперов, как называли в полку эти курсы, отбирали преимущественно кадровых пограничников, побывавших на фронте. Они были отменными стрелками, умели наблюдать за местностью, маскироваться, поэтому быстрее овладевали снайперским делом. Среди других предпочтение отдавалось сибирякам-таежникам, закаленным, выносливым, прирожденным стрелкам. Чадайкин не относился ни к первой, ни ко второй группе. При отборе кандидатов начальник курсов, пожилой капитан, прослуживший на границе не один год, не без колебаний согласился взять Чадайкина.
Огненный вал войны неумолимо катился на запад. Пограничный полк двигался за 3-м Украинским фронтом. Оставались позади города и села Донбасса, Харьковщины, Одесской и Днепропетровской областей, Молдавской ССР. В походах, во время боевых действий — в любой обстановке занятия на курсах снайперов не прекращались ни на день. Программа была напряженная. Изучали баллистику, учились правильно выбирать позицию на местности, маскироваться. Но больше всего занимались стрельбой. Стреляли в основном по «головке» — мишени с изображением головы фашиста с «яблочком» на переносице. Начинали с дистанции сто метров. Кто укладывал все пули в «десятку», переходил на двести метров, затем на триста. Тех, кто на этой дистанции не выпускал пули из «десятки», направляли на боевую стажировку на фронт.
Часто рядом с Чадайкиным на огневом рубеже лежал с секундомером в руке замполит школы, кадровый пограничник. Он слыл отличным стрелком и теперь щедро передавал опыт молодым.
Наступил долгожданный день — Василий с группой снайперов отправился на фронт.
На рассвете Чадайкин со снайперской винтовкой, в маскхалате, пригибаясь, торопливо пробирался по траншее к своей засаде. Первая боевая задача — обнаружить и снять вражеского пулеметчика. Сзади за ним шел боец с биноклем, его напарник. Выбрав удобную позицию, Чадайкин оборудовал ее, тщательно замаскировал, как учили на курсах; когда рассвело, стал наблюдать за обороной противника. Наконец сбылась его мечта — он на передовой, лицом к лицу с врагом и может открыть свой счет мести.
Шли часы, а вражеский пулемет молчал, ничем себя не выдавал. Но вот над нашей траншеей мелькнула каска, и с той стороны прогремела короткая очередь. Чадайкин заметил место, откуда раздалась очередь, но позицию пулемета обнаружить не мог. Снова потянулись часы ожидания, а немец молчал. Так можно было просидеть до темноты и уйти ни с чем. «А что, если пойти на хитрость?» — подумал Василий. В стороне над траншеей его напарник осторожно приподнял каску, и тут же с немецкой стороны полоснула очередь. Чадайкин точно засек позицию фашистского пулеметчика.
— А теперь отползи в сторону и еще раз покажи, — приказал Василий.
Немецкий пулеметчик и на этот раз не удержался, дал длинную очередь. Чадайкин поймал его в перекрестие прицела, нажал на спуск, и пулемет захлебнулся. Выстрел показался Чадайкину необыкновенно громким. Может, потому, что он очень долго ждал этот первый свой выстрел по врагу.
Вечером в тесной, полутемной землянке, где собрались снайперы после дневной охоты, Чадайкин сидел на ящике из-под патронов, чистил винтовку и распевал частушки:
Ганс писал письмо домой,
Не закончил строчку,
Снайпер наш своей рукой
В ней поставил точку.
Слабый язычок пламени, трепетавший в гильзе, еле освещал бронзовые обветренные лица друзей, в углах землянки стоял полумрак, но Василию казалось, что все вокруг светилось и над всеми полыхало яркое солнце.
За время первой стажировки на фронте Чадайкин уничтожил шестнадцать фашистских солдат и офицеров и был награжден орденом Красной Звезды.
Во вторую стажировку снайперу Чадайкину пришлось решать более сложные задачи.
На одном участке в течение нескольких дней активно действовал фашистский снайпер. Стоило на нашей стороне кому-нибудь неосторожно высунуться, как раздавался выстрел. По тому, как снайпер ловил цели в разных местах, чувствовалось, что их указывал наблюдатель.
Чадайкин получил задание выследить немецкого снайпера и рассчитаться с ним. Василий с вечера разведал местность, ночью оборудовал основную и запасную позиции и еще затемно перебрался туда. На участке обороны противника, где действовал снайпер, стояло несколько деревьев с густыми кронами. Он тщательно осмотрел местность близ деревьев, затем обшарил каждый кустик и бугорок справа и слева, но ничего подозрительного не обнаружил. «Придется ждать выстрела, пока сам не раскроет себя», — решил он.
Прошел час, другой. И вот от крайнего дерева раздался выстрел. Но при самом тщательном осмотре этого участка обнаружить позицию снайпера не удалось. Ничего не заметил и напарник, наблюдавший в бинокль. Чадайкин всматривался в каждый кустик и холмик. Корягу с вывернутыми корнями, лежавшую чуть поодаль, изучил так, что мог с закрытыми глазами нарисовать все ее обломанные щупальца. Но вот порывом ветра раздвинуло ветки на дереве, и на вершине его Чадайкин увидел фашиста с биноклем.
— «Кукушка»! — крикнул ему напарник. — Снимай.
Цель была как на ладони, и снять ее ничего не стоило. Но Чадайкин стрелять не стал. На дереве был наблюдатель, значит, снайпер где-то внизу. Терпение и еще раз терпение. Прошел еще один час. Нервы у фашиста сдали, и Чадайкин точно засек его позицию. Тот искусно маскировался за корягой. После выстрела гитлеровец стал перезаряжать винтовку и чуть приподнял голову. Тут-то Чадайкин и пригвоздил его. А потом без труда снял и «кукушку» с дерева.
За другим вражеским снайпером Чадайкину пришлось охотиться двое суток. Замаскировавшись на чердаке дома, тот буквально не давал нашим бойцам поднять головы. Целый день Чадайкин потратил на поиски его позиции, промерз до костей, но обнаружить не смог. Наступил вечер, и Василию пришлось вернуться ни с чем. На другой день гитлеровец долго не открывал огня. Попробовал спровоцировать его на выстрел чучелом, но фашист стрелять не стал. Прошло много времени. Руки и ноги у Василия закоченели, глаза устали от напряжения.
Приблизился вечер. Теперь надо было уходить, но Чадайкин лежал неподвижно и продолжал наблюдение. И дождался. Когда наступили сумерки, гитлеровец, очевидно, уверенный, что за ним никто не наблюдает, поднялся, чтобы спуститься с чердака. Вот тут-то Чадайкин и взял его на мушку.
За эту стажировку младший сержант Чадайкин уничтожил десять фашистов и был награжден орденом Славы III степени.
В феврале 1945 года войска 2-го и 3-го Украинских фронтов добивали окруженную в Будапеште вражескую группировку. Наша разведка установила, что немцы готовят прорыв. Советское командование подтянуло сюда дополнительные силы, в том числе подразделения двух погранполков. Пограничники создали за линией обороны прочный заслон, чтобы ликвидировать в случае прорыва из кольца окружения отдельные группы фашистов.
Чадайкин выбрал удобную позицию для ручного пулемета. Через пролом в стене хорошо была видна небольшая площадь, примыкавшие к ней улочки, заваленные кирпичом, черепицей, рваным железом, битым стеклом. Еще засветло младший сержант осмотрел местность, наметил ориентиры, определил расстояние до них и приготовился к бою.
В полночь перед позицией пограничников неожиданно завязалась жаркая перестрелка: строчили пулеметы, мелкой дробью рассыпались автоматные очереди, то тут то там ухали взрывы гранат. Было ясно: боевое охранение столкнулось с немцами. Но откуда они? На линии обороны армейских частей было относительно тихо, а здесь, в тылу, вовсю гремело. Вскоре картина прояснилась. Пограничник, прибежавший с донесением из боевого охранения, торопливо доложил командиру батальона капитану Хукову:
— Немцы лезут из канализационных люков. Часть люков мы забросали гранатами, но они прут из других...
Капитан приказал приготовиться к бою. Всю ночь грохотали пулеметы, не смолкал треск автоматов. Отчаянные попытки фашистов прорваться через заслон пограничников натыкались на непреодолимую огневую завесу. Чадайкин косил фашистов без передышки, еле поспевал менять диски.
На рассвете младший сержант заметил, как из-за одного здания вышли люди. В туманной дымке нельзя было определить — немцы это или наши? Когда группа людей приблизилась, Чадайкин ясно увидел, что это фашисты.
— Гитлеровцы! — крикнул он, припав к пулемету, и, дал длинную очередь.
— По врагу! — громко скомандовал лейтенант Щерба.
Кинжальный огонь пулеметов и автоматов срезал вырвавшихся вперед гитлеровцев, остальные в панике заметались, бросились в стороны, ища укрытия от губительного огня пограничников.
— В атаку, за мной! — Лейтенант Щерба первым сорвался с места, преследуя врага.
Отстреливаясь на ходу, бросая раненых, гитлеровцы беспорядочно разбегались. Чадайкин заметил, как, спасаясь от огня станкового пулемета, в одном здании укрылась группа гитлеровцев. Василий с ручным пулеметом поспешил туда. Вихрем ворвался в дом и длинной очередью полоснул под потолок. Раздались крики, вопли.
— Бросай оружие! Руки вверх! — приказал младший сержант.
Фашисты были ошеломлены внезапным появлением, решительностью советского пулеметчика. Одни бросили оружие, другие кинулись к противоположной двери, некоторые попытались выскочить в окна, но меткие пули настигали их.
В разгар боя у Чадайкина кончились патроны. Загнанные в угол, обезоруженные гитлеровцы, очевидно, заметили это и пошли на пограничника. Младший сержант мог выскочить из дома — до двери несколько шагов. Но не в правилах Чадайкина отступать в решающую минуту. Схватив пулемет за ствол, он начал молотить врагов прикладом. А затем, выхватив гранату, крикнул:
— Хенде хох!
Построив двадцать семь пленных в колонну, Василий повел их к штабу. По пути его встретил замполит батальона капитан Логинов.
— Чадайкин, ты ранен?
Вражеская пуля рассекла кожу на лбу, кровь струилась по лицу, но мужественный воин не замечал этого, продолжал бой.
Капитан приказал подошедшим пограничникам отконвоировать пленных, а Чадайкину следовать в санчасть.
— Какая там санчасть, — махнул рукой Василий, — когда вон в том доме полно фашистов.
Капитан не успел оглянуться, как младший сержант исчез. Не раздумывая, он ворвался в дом и, наставив пулемет, властно крикнул:
— Бросай оружие!
Под грозно нацеленным дулом фашисты с поднятыми руками выходили на улицу. Не знали они, что у русского сержанта в пулемете не было ни одного патрона.
В это время вторую группу пленных доставил начальник заставы лейтенант Приходченко. Он со своими бойцами захватил весь штаб командующего будапештской группировкой немецких войск, во главе с генерал-полковником Пфеффером, пытавшимся по канализационной системе выйти из окружения.
Доставленный к командиру батальона А. М. Жукову Пфеффер просил вернуть ему фамильную шпагу, украшенную драгоценными камнями, доставшуюся от воинственных предков. С этой шпагой гитлеровский вояка прошел победным маршем по многим странам Европы.
Пограничники шутили: «Храбрый генерал прошел огни и воды, но застрял в канализационной трубе».
В боях за Будапешт младший сержант Василий Чадайкин пленил сто шестьдесят два вражеских солдата и офицера. Родина отметила его подвиг высшей наградой — орденом Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза.
В.Т. Кукин
