Ведин Ф. «Генеральский табачок»
В прошлом Иван Кузьмич Русаков — рабочий Глотовского лесопильного завода, а в настоящим — боец прославленной в боях с немцами гвардейской дивизии.
Узнав, что я прихожусь ему земляком, Иван Кузьмич вынул из кармана объемистый кисет и начал угощать меня куревом.
— Ну, каков табачок? — спросил он, когда я дважды затянулся дымом.
Узнав, что я прихожусь ему земляком, Иван Кузьмич вынул из кармана объемистый кисет и начал угощать меня куревом.
— Ну, каков табачок? — спросил он, когда я дважды затянулся дымом.
В прошлом Иван Кузьмич Русаков — рабочий Глотовского лесопильного завода, а в настоящим — боец прославленной в боях с немцами гвардейской дивизии.
Узнав, что я прихожусь ему земляком, Иван Кузьмич вынул из кармана объемистый кисет и начал угощать меня куревом.
— Ну, каков табачок? — спросил он, когда я дважды затянулся дымом.
— Хорош... — похвалил я. — Откуда это такой душистый?
— Табак откуда такой? — улыбнулся Русаков. — От самого генерала две пачки в подарок получил.
— За что же? — поинтересовался я.
— Известное дело — по за плохие действия! — самодовольно воскликнул Иван Кузьмич. — Как лучшему бойцу и своему другу подарил.
Я попросил Русакова рассказать о генерале. Помолчав немножко, он начал рассказывать:
— Дружба наша еще с давнишних времен начало имеет. Как сейчас помню, село мы одно брали. А генерал-то наш всем известно какой: где войска, там и он. Наблюдает за нашими действиями.
И вот, значит, совсем близко мы к селу подошли. И как тут вдарит немец из пулемета! Как косой косит. Легли мы, а генерал-то смотрит.
Ну, думаю, все. Мокрыми курицами назовет. А у него, у генерала-то, привычка такая: если человек хорошо воюет, то нет ему другого имени, как орел. А если сдрейфил, то в мокрых курицах ходи.
И так зто мне не захотелось куриное звание носить, что и сказать нельзя. Подползаю к своему ротному командиру и говорю!
— Разрешите мне гранатами пулеметы немецкие подорвать.
— Вали, — говорит.
Ну и пополз. Где за бугорок спрячешься, где в траве ужом вьешься. Дополз, короче говоря. А раз дополз, то дело просто обстояло. Брошенные мной гранаты промаха не знают. Взлетел немецкий пулемет. Рота поднялась — и «ура». Взяли село.
Генерал за всеми моими действиями наблюдал. И вот, значит, спрашивает после боя:
— Как зовут того героя, который немецкий пулемет уничтожил?
Ему отвечают:
— Так, мол, и так: Иван Кузьмич Русаков.
— Позвать, — говорит, — Ивана Кузьмича ко мне. Ротный передает мне:
— К генералу иди.
Глянул я на себя — мать ты моя! Когда к дзоту полз, гимнастерку и брюки в клочья изорвал. Но ничего не поделаешь: в чем воевал, в том и к генералу пошел.
Увидел он меня и спрашивает:
— Это ты самый Иван Кузьмич Русаков и есть?
— Так точно, — отвечаю, — самый я и есть.
— Настоящий, — говорит, — орел. Орден тебе выхлопочу, а завтра в гости ко мне приходи.
На другой день вечерком пошел я. Ну, известное дело, побрился, почистился. По всем правилам явился, как и каждому хорошему солдату положено.
Принял меня генерал хорошо. Выпили мы с ним по рюмочке, о том, как немца лучше бить, покалякали. У него в квартире я и заночевал.
Так что с генералом мы друзья большие. А теперь, видите ли, услыхал, что в прошлом бою я хорошо воевал, — табачку прислал.
Посыльному-то наказал: «Скажи, мол, Ивану Кузьмичу, что доволен им. Молодец он, орел».
Узнав, что я прихожусь ему земляком, Иван Кузьмич вынул из кармана объемистый кисет и начал угощать меня куревом.
— Ну, каков табачок? — спросил он, когда я дважды затянулся дымом.
— Хорош... — похвалил я. — Откуда это такой душистый?
— Табак откуда такой? — улыбнулся Русаков. — От самого генерала две пачки в подарок получил.
— За что же? — поинтересовался я.
— Известное дело — по за плохие действия! — самодовольно воскликнул Иван Кузьмич. — Как лучшему бойцу и своему другу подарил.
Я попросил Русакова рассказать о генерале. Помолчав немножко, он начал рассказывать:
— Дружба наша еще с давнишних времен начало имеет. Как сейчас помню, село мы одно брали. А генерал-то наш всем известно какой: где войска, там и он. Наблюдает за нашими действиями.
И вот, значит, совсем близко мы к селу подошли. И как тут вдарит немец из пулемета! Как косой косит. Легли мы, а генерал-то смотрит.
Ну, думаю, все. Мокрыми курицами назовет. А у него, у генерала-то, привычка такая: если человек хорошо воюет, то нет ему другого имени, как орел. А если сдрейфил, то в мокрых курицах ходи.
И так зто мне не захотелось куриное звание носить, что и сказать нельзя. Подползаю к своему ротному командиру и говорю!
— Разрешите мне гранатами пулеметы немецкие подорвать.
— Вали, — говорит.
Ну и пополз. Где за бугорок спрячешься, где в траве ужом вьешься. Дополз, короче говоря. А раз дополз, то дело просто обстояло. Брошенные мной гранаты промаха не знают. Взлетел немецкий пулемет. Рота поднялась — и «ура». Взяли село.
Генерал за всеми моими действиями наблюдал. И вот, значит, спрашивает после боя:
— Как зовут того героя, который немецкий пулемет уничтожил?
Ему отвечают:
— Так, мол, и так: Иван Кузьмич Русаков.
— Позвать, — говорит, — Ивана Кузьмича ко мне. Ротный передает мне:
— К генералу иди.
Глянул я на себя — мать ты моя! Когда к дзоту полз, гимнастерку и брюки в клочья изорвал. Но ничего не поделаешь: в чем воевал, в том и к генералу пошел.
Увидел он меня и спрашивает:
— Это ты самый Иван Кузьмич Русаков и есть?
— Так точно, — отвечаю, — самый я и есть.
— Настоящий, — говорит, — орел. Орден тебе выхлопочу, а завтра в гости ко мне приходи.
На другой день вечерком пошел я. Ну, известное дело, побрился, почистился. По всем правилам явился, как и каждому хорошему солдату положено.
Принял меня генерал хорошо. Выпили мы с ним по рюмочке, о том, как немца лучше бить, покалякали. У него в квартире я и заночевал.
Так что с генералом мы друзья большие. А теперь, видите ли, услыхал, что в прошлом бою я хорошо воевал, — табачку прислал.
Посыльному-то наказал: «Скажи, мол, Ивану Кузьмичу, что доволен им. Молодец он, орел».
Ведин Ф.